Мона Лиза из Ципори*, или В городе, где был написан Талмуд

У кого есть глаза, чтобы видеть, для того
вещи становятся прозрачными,
он обретает способность видеть их насквозь.
Генрих Бёлль, немецкий писатель.

Миф – это ложь, которая становится правдой.
Жан Кокто (1889-1963), французский драматург.

Нетрудно понять, почему легенда заслужила большее уважение, чем история. Легенду творит вся деревня – книгу пишет одинокий сумасшедший.
Гилберт Честертон (1874-1936),
английский писатель.

Легенда – приёмная дочь истории.
Эрике Понсела, кубинский афорист.

Вы еще не знакомы с романтической комедией-фантазией «Галилейская Мона Лиза» израильской писательницы Галины Подольской (Иерусалим-Москва, 2009)? Так познакомьтесь. Вы попадёте в мир каменного карьера, из которого Галина Подольская высекает блоки для своей (т.е. галилейской) Моны Лизы. Что такое современный мир? Самый разительный пример: путешествие Гулливера. В нём найдено всё, сотворён мир новых измерений. Тем не менее благодаря внутренней, имманентной логике всё снова становится образцом нашего мира. Собственный логический мир не может выпасть из нашего мира. Это тайна: гармония искусства с миром. Мы работаем лишь с материалом. И этого достаточно. Если материал правильно отобран, то и произведение верно. Когда драматург понимает это, то он отвлекается от частностей, для него открывается возможность новой объективности, новой классики. Если материал правильно отобран, то и произведение верно. Галина Подольская цементирует свой материал отнюдь не с помощью драматургии, однако любой материал содействует драматургии, соответствующей материалу.
Есть два выражения: «составить себе представление» и «быть в курсе дела». Мы никогда не будем в курсе дела, если не составим себе представления о мире Галилейской Моны Лизы, которая «старше Леонардовой более чем на тысячу лет» и «сияет с мозаик Ципори, как Джоконда». Это творческий труд. Он может быть осуществлён в двух планах: с помощью размышления – тогда надо пойти поневоле путём науки; или с помощью нового творения – видения мира благодаря силе воображения. Смысл этих двух действий двух направлений оставляю открытым. В мышлении за всеми явлениями обнаруживается причинность, в видении – свобода. В науке обнаруживается единство, в искусстве – многоликость загадки, которую мы называем миром. Видение и мышление кажутся разделёнными своеобразным способом. Преодоление этого конфликта заключается в том, что его претерпевают. Только так его преодолевают. Искусство создания пьесы, как и всё другое, - испытание. Понимая это, Галина Подольская обретает и смысл. Однако попытаемся если не буквально, то парафразически пересказать «романтическую комедию-фантазию в двух частях с прологом»: из-под фундамента цитадели крестоносцев восстаёт из пепла древнейший город Израиля Ципори. «И сияет с мозаик Ципори Галилейская Мона Лиза, ожидая своих преданий, как Джоконда» (Ципори, I в. до н.э. - II в. н. э. Римляне завоёвывают Ципори – главный город Галилеи. Древняя Галилейская столица стала Дикейсарией всесильного Рима). Побеждённый Ципори. Иудеи в отчаянии: «Мы были птицами не вершине холма, а теперь мы – рыбы, выброшенные на берег из моря Галилейского». Звучит плач иудейский, переходящий в проклятие римлянам. Город олив и маслин Ципори осиротел.
…Дикейсария во II-ом в. н. э. – город, украшенный колоннадами. История города уже началась. Римские мастера увековечили своим искусством Дикейсарию. Римский мастер завершает свою Афродиту, которую в двадцатом веке назовут «Моной Лизой из Ципори».
«Мудрое время погребает город, сохранив его тайну на тысячелетие».
В конце двадцатого века проводятся археологические раскопки на территории Дикейсарии, переименованной в Ципори. На раскопках трудятся студенты-археологи из Еврейского Университета. Идёт рутинная работа. Ведутся поиски произведения римского мастера. Среди археологов аспирант Александр, романтический молодой человек с восторженной душой и безудержным воображением: «Ты с мозаик сошла на пуантах, /Мона Лиза небесной мечты!», – восклицает он. Это произошло, когда «Мона Лиза отделилась от мозаик и материализовалась, превращаясь в земную девушку». Бесконтрольная страсть неукротима. Гони природу в дверь – она влетит в окно. И впрямь, «Науку несут не атланты, /А романтики с искрой в очах»; «в науке слуги нет верней /Она тащит тебя на пуанты, /И ты следуешь слепо за ней». И это cheville ouvriere – главная пружина всего дела.
Дикейсария, восставшая из пепла. Студенты-археологи под руководством Профессора на месте раскопок. Они мечтают увидеть «Галилейский Рим, уснувший на века». И вот «Открыт Ципори, Дикейсария, Малый Рим! «Археология, славься! Славься, великая наука!.. Мы победили время!, - восклицает Профессор. – Археология возвращает человеку уважение к человеческому гению прошлого». И действительно, «Здесь Рим и Иудея говорят – на языке гармонии небесной». Некогда «Древний человек по прозвищу Смальтострат» тщётно пытался унести с собой Мону Лизу, отбив её молотком от основания. Сегодняшний аспирант кафедры археологии Еврейского Университета Александр влюбляется в Мону Лизу: «О, Мона Лиза! Мы с тобой созданы друг для друга!.. Мечтаю твоим стать супругом!» Мона Лиза и аспирант… уходят гулять по Галилейским холмам: «О, Александр, - говорит она. – Мы с тобой созданы друг для друга! Небом клянусь, что хочу стать твоею супругой…». Первое открытие аспирантского воображения: есть человеческое сердце! Энергия ответного чувства Моны Лизы, фиксированная в мозаичной структуре, одерживает ошеломляющую победу над невероятно сложным искусством псифаса, творимого из камней естественной окраски.
Галилейские холмы. Яркое солнце. Яркая зелень. Мона Лиза и Александр, прогуливаясь, наслаждаются обретённым счастьем.
Между тем неожиданно влюбленные слышат голос Римского мастера, сотворившего Галилейскую Мону Лизу, голос, призывающий Мону Лизу вернуться на смальты: «Я сердце дал тебе в миг вдохновенья… Вернись! Ты – залог прекрасного в мире. Ты обязана здесь быть навеки. Моё сердце - в тебе». Мона Лиза, вспоминая о Смальтострате, отвечает Римскому мастеру: «Ты для меня – что Смальтострат безумный… Я – Галилейская птица, прикованная смальтами Римлянина…»
Наступает момент прощания с чудом живой археологии. Раздаётся тревожный возглас Моны Лизы с мозаик: «С мечтою жизнь обходится сурово. Но надо жить, любимый, надо жить!»
«Птицей победной радость летит над возрождённым Ципори!» Быть может, любовь Александра, очарованного удивительной метаморфозой археологического чуда, его любовь к юной римлянке с мозаик, созданных человеческим гением, выше тех ощущений, которые дарит искусство Мастера… Нет, чудеса жизни мудренее чудес археологии: приезжают новые студенты-практиканты, среди которых одна из студенток удивительно похожа на изображение на мозаиках – студентка Лиза. Александр берет Лизу за руку и подводит к Галилейской Моне Лизе. Та одобрительно смотрит на них. Но это видит лишь Александр.
И напрасно Профессор Еврейского университета так переживал. Мало ли что может произойти на раскопках! «Когда ты чувствуешь себя птицей, ты мечтаешь…» - эти слова Римского Мастера знаменуют фабульную концовку пьесы. – Романтики, жаждущие красоты и любви, отчаянно мечтайте! И вам станут по силам ваши мечты!»
Перейдём к конкретному осмыслению произведения Галины Подольской. Речь идёт о художнически-психологических прозрениях. Впрочем, скорее всего это просто сердечный пульс душевной жизни. Поэтическое постижение душевных процессов – дело интуитивного, не аналитического таланта. Однако вопрос тем самым не исчерпан. Галина Подольская своей пьесой даёт глубокое подтверждение ценности фантазии, вымысла. Именно анализ убедительно учит, что то, что может быть оценено как «вымысел», как раз высочайшая ценность, мощно напоминающая о существовании основных человеческих потребностей и чувств. Более того, здесь анализ не дело интеллекта, но переживание – душевный анализ, когда не ускользают важные ценности, и ничто не остаётся «в подполье». Писательница устояла и пошла дальше, узрев неумолимую картину правды, природы, пережив и пропитав кровоточащим чувством историю Галилейской Моны Лизы; во всей чистоте и требовательности возрастает значение жизни и личности. Для созидательных творений души нехорошо и вредно, когда разум зорко бдит за стекающимися отовсюду явлениями художественного воображения. У творческого ума, каким является ум Галины Подольской, идеи врываются pele-mele, вперемешку. И лишь тогда она эпически обозревает огромные просторы тысячелетних историй.
Психология притворства для неё – это исполненное любви вслушивание в скрытые источники правды – так работали все значительные художники.
Только с помощью строжайших установок мы обретём вневременную точку зрения. Взгляд обращён к истории. Она всего лишь логична, глуха к взаимосвязям внутри идеи. Дух не развивается логично, он воспаряет, пенясь или безмолвствуя. Мы лишь ощущаем его. Взаимосвязи не прямолинейны, они глубже, чем видимая сторона времени. Ударила натуралистическая волна. Из-под фасада и фигового листа бесстыдно явился Факт. Натурализм, который просуществовал не дольше вздоха, породил новый образ мыслей. Стали замечать душу.
Когда обращаешься к природе – получается фрагмент. Обращаешься к жизни – запечатлеваешь мгновенье. Пространство у художника становится видением, а взгляд – взором. Автор пьесы не описывает, а сопереживает, не отражает, а изображает, проникает в глубину, первозданность и духовную красоту, полную новыми открытиями и радостями. Всё становится связанным с вечностью. Нужно долго искать, пока не проявится сокрытая в глубине форма, пока не освободишься от затхлой зависимости от факта. Сквозь всяческие суррогаты безжалостно проникает взор художника. Великий экстаз возносит его душу, рождая экстаз духа. Открывается мир навстречу разгорающемуся чувству.
Возвращение Моны Лизы в лоно смальты воспринимается как короткий набросок на раскалённой массе души.
Так под внешней формой скрывается непреходящее.
Люди ходят в театр для того, чтобы их захватили, зачаровали, взволновали, возвысили, возмутили, перенесли в другое время, наделили иллюзиями. Искусство перестаёт быть искусством, если не делает всего этого.

------
* Откуда произошло название Ципори? Точных сведений не сохранилось, известно лишь, что во времена крестоносцев город назывался «Ла-Спори». Римляне называли его Диокесария, то есть город Зевса и императора. Это место называлось еще именем, сохранившимся в названии арабской деревни, построенной здесь позднее - Сифория. В Вавилонском Талмуде написано: название Ципори происходит от еврейского слова «ципор» - птица. Что и неудивительно: при взгляде с вершины холма на окрестные просторы возникает чувство, будто глядишь на долину с высоты птичьего полета. Древний галилейский город Ципори (римский Семфорис) был когда-то больше Иерусалима. Сейчас в это трудно поверить, поскольку значительная часть города пока находится под землей.
* * *
**Мозаика – художественное изображение, составленное из скрепленных между собой разноцветных мелких камешков, кусочков окрашенного стекла (искус). Так делались древнеримские мозаики. Мозаику могли составлять из разнородных элементов. Само название — «мозаика» — происходит от понятия «служение музам». На иврите мозаика называется «псифас» — от слова «пас», «полоса».
* * *
***В 63г. до н.э. Израиль завоевывают Римляне и в 55г. до н.э. провозглашают Ципори столицей Галилеи; с этого времени и начинается история древнего города. Ципори находится в нижней западной Галилее, на высоте 289м. над уровнем моря, между руслом реки Ципори и долиной Бейт-Нетофа. Первые раскопки проводились в Ципори в 1931г. во главе Л.Ватермана из университета Мичиган в США. Далее раскопки прекращались и возобновлялись много раз и ведутся по сей день.

Войти в цветовую палитру сердцем

Главный признак таланта – это
когда человек знает, чего он хочет.
Петр Капица.

…В еврейском местечке Лиозно на окраине Витебска 7 июля 1887 г. во время пожара, охватившего и дом, в котором рожала Фейгл, появился на свет Марк Шагал. «Я очнулся от боли, которую мне причинили люди этого огнедышащего мира лишь для того, чтобы я вошёл в него», - напишет потом уже маститый художник Шагал в своей автобиографической повести «Моя жизнь». Изображающие жизнь местечка картины Шагала войдут в золотой фонд мирового изобразительного искусства. «Вот сейчас говорят: изобразительное искусство! А ведь еврею нельзя было, например, рисовать человека или даже кошку какую, - читаем мы авторскую развёрнутую ремарку… - Было в этом и полезного. Местечко веками сдерживало еврейскую энергию, накапливало её, развивало… способность к абстрактному мышлению, приучало к терпению, трудоспособности… Две тысячи лет они копили могучую энергию ярких и оригинальных талантов. В конце XIX века они вырвались из местечка и пришли в Европу – как гениальные открыватели, революционеры мира, взрывоопасный элемент прогресса… Они ворвались в финансы, в политику, в науку, в культуру, в литературу, в революцию, в искусство!».
Таких беллетристических ремарок с нюансами национальных традиций, пониманием истоков таланта, а также колорита места, времени, действия в пьесе Г.Подольской множество. Эти ремарки отданы еврею Якову, якобы земляку Шагала, родом из того самого местечка, которое сценически на протяжении всего спектакля воплощает связь Шагала с национальной памятью художника. Шагал – гений мирового масштаба, личность космополитическая. Но образно местечко осталось одной из самых ярких страниц Шагала-художника, как ощущение юности и ощущение самой большой любви, которая, как показала жизнь, стала залогом индивидуальности развития его таланта. Заметим, что само присутствие такого героя театрально помогает другим персонажам пьесы быть естественными. Почему? Текст героев освобождается от перегруженности, от беллетристических пояснений, информационных разъяснений, позволяет представить характеры в чистом виде.
С другой стороны, присутствие на сцене Якова и небесного Иакова функционально подчеркивает дуализм в характере художника. Иаков – небесная предначертанность, харизма, ощущение единственного пути на земле. И лирическое начало, воплощенное в образе Шагаленка, крылатого посланника неба, по сути Ангела-хранителя Шагала, эмоционально очень похожего на него – романтичного и ранимого. Шагаленок вносит в пьесу ощущение мира на острие, грань между землей и небом – состояния, характерного для творящего.
.
Вся пьеса, как и жизнь художника, подчинена чувству времени, отпущенному земному Шагалу-художнику Всевышним. На этот срок Жизни Художника был ему послан крылатый Шагаленок. Но насколько выросли крылышки Шагаленка, символизирующие крылья творчества, зависело уже не от Всевышнего, а от самого художника в его земной жизни. В этом смысле пьеса завершается философски, когда Иаков, как ранец, снимает с Шагаленка выросшие крылья, поскольку художник уже на небе. А Шагаленок, чуть не плача, испрашивает патриарха: «Кого сопровождать вновь?» Искусство не имеет права на смерть… Это сделано просто, лирично, театрально и разумно, с выражением авторской позиции.
Щедрое, страстное, напряжённое раскрытие интимного мира героев пьесы покоряет. Г.Подольская широко и свободно видит жизнь, она интеллигентна, у неё сложный внутренний мир. Она передаёт не чужие переживания, как свои. Такая нерасчленённость искусства, слитность различных видов творчества обладает большой силой этического воздействия.
Мистическая природа творчества, предназначенность на небесах, фатализм… Изначальная вязь пьесы «По лестнице Иакова» с религиозно-мифическим обрядом довлеет над произведением: мёртвые – тоже в нём герои; они не уходят в небытие, а идут рядом с живыми, спрашивают у них ответа за содеянное. Это отточенные конфликты и духовные поединки. Они существенно дополняют сведения о персонажах и, прежде всего, о главном герое (их точный возраст, черты характера, детали биографии).
В мировой литературе этот театральный прием доведен до совершенства в пьесах Артура Миллера и Ю. О”Нила; и вот в пьесе о Шагале неожиданно используется на в корне новом материале. И это дает ощущение, с одной стороны, новой пьесы, с другой – произведения, в котором учтен лучший опыт мировой театральной классики, не зашоренной на идеализации образа еврейского местечка.
И так путь Марка Шагала по лестнице Иакова уже начался. «Маленький Шагал подходит к окну. И Мир в окне преображается». Из окна синагоги он видит «мельницу, деревья, радугу. Кружатся сверху привязанные на нитях картонные корова, рыбы, девушки и другие персонажи картин Художника».
«Детство промчалось как одно мгновение… После Школы живописи Марк уехал в Санкт-Петербург, потом в Париж».
Далее - «Под свадебной хупой», «Война и революция». «Советское правительство назначило Марка Шагала комиссаром по делам искусства Витебской губернии». Ему поручают создание музея искусств и художественного училища.
«Советский чиновник без лестницы», - так автор характеризует эти назначения. Да, нет лестницы. «Здесь нет ветра, воздуха нет».
И вновь Париж («Без Парижа современный художник не может стать художником!» - произносит Шагал). Париж поистине стал его академией. У него была мастерская на Монпарнасе.
И Шагал «зашагал» к Библии. «Я делаю Библию», - скажет он впоследствии – этот праведник в искусстве.
…Мэр Тель-Авива приглашает Шагала с семьёй в путешествие по Палестине. Новые сюжеты для еврейского искусства!
…Шагал на еврейском съезде учёных в Вильно. Шагал на трибуне: «Я – художник. Вы – учёные… У нас с вами одна страсть – евреи. Поэтому на этой кафедре я чувствую себя словно на одной из ступенек лестницы Иакова».
1937 год. Всемирная выставка в Париже. А 20 марта 1939 года в Берлине по распоряжению Гитлера было сожжено 4 тысячи 289 картин. Среди них – 58 картин Шагала. В развязанной нацистами войне уничтожено 50 миллионов человек. И вновь ремарка: «В глубине сцены появляется скрипач в полосатой одежде узника немецкого концлагеря… По пепелищу из сгоревших картин блуждает художник Марк Шагал…»
И вот Шагал принят Америкой. Вдруг заболела его жена Белла, его муза. В сентябре 44-го Беллы не стало. И вновь ремарка: в сумерках одинокая фигура Художника. Шагал стоит у мольберта, но не рисует. «Смерть – продолжение жизни, - говорит Шагал. – Всё те, кто был мне дорог, они не ушли. Они живут… во мне».
…Франция – это возвращение к себе – это уже 50-60 годы. Шагал – Признание. Ему поклоняется мир. «Искусство, если оно настоящее, не щадит художника. Сжигает, берёт всё, что у него есть, - говорит пожилой парижанин. - …Разве есть у него (Шагала) время «пошагалить» «для своего удовольствия?.. Так устроены гении».
А «нынче в моду опять вошли витражи!» «И опять всем нужен Шагал. Это разновидность духовности, - говорит Шагал. – Это как храм, в который надо войти, чтобы увидеть свет».
Шагал продолжает: «Я знаю, что это должно быть, чтобы не просто задержать взгляд, но и войти в цветовую палитру сердцем и в моей витражной литургии услышать свою. Это эпос евреев. Это моя лестница Иакова… Мой долг, чтобы в витраже слышалось звучание шофара и воркование беззащитных горлиц, колыхание упругих трав и поступь упрямых осликов – в его вековых переходах и блужданиях по пустынным весям… Витраж пробуждается и засыпает с солнцем. Он сродни природному пониманию сути мира».
И ещё: «12 окон – это двенадцать колен Израилевых».
…В ремарке, завершающей пьесу, мы читаем: «Средиземноморский курорт Сен-Поль-де-Ванс: горы, берег моря, жёлтый пляж, белые яхты. Шагал с тростью гуляет на берегу моря. Подходит к стеклянному лифту. Входит во внутрь. В лифте ярко вспыхивает витраж. Выбрасывается лестница Иакова. Шагал смотрит вверх. Хватается за лестницу. Отбрасывает трость. Поднимается по лестнице»…
28 марта 1985 года в Сен-Поль-де-Ванс в возрасте 98 лет скончался французский художник Марк Шагал. Лифт застрял в шахте между землёй и небом.
Возглас Шагала из небытия:
- Благодарю тебя, Иаков, за то, что ты дал мне свою лестницу, как сыну своему, и позволил уйти из мира в миг, когда, оторвавшись от земли, я парю, как во времена своей юности, когда с радостью писал картины.
Пьеса Г.Подольской писалась с мая 2008 года до марта 2010 года.
Существует такое понятие как пьеса для постановки и пьеса для чтения. В ней комментируется каждый жест, подробно описывается обстановка места, указывается конкретная музыка, конкретные картины, постановочный свет. Очень легко все представляется и мы можем войти в ощущение театра перед глазами.
Но феерия «По лестнице Иакова. Марк Шагал» - это в полном смысле произведение для сцены, возможно для фильма – с учетом всех постановочных особенностей.
Зрительно очень важно, что все действие происходит на фоне картин Шагала. Многие действующие лица появляются на сцене, выходя из картин, и в них же удаляются. Само действие словно рождается из конкретных живописных полотен художника, из мгновений его жизни в искусстве. Это ощущение настолько сильно, что ты срастаешься с образным миром художника.
Драматург пьесы – замечательный знаток изобразительного искусства. Г. Подольская многие годы в Израиле выступает как искусствовед, обозреватель современной израильской живописи на страницах израильской периодической печати («Вести. Нон-стоп» и в др. приложениях к «Вестям»). Она – автор многочисленных статей к каталогам художников. Это сторона интеллектуального запаса, безусловно, выделяет пьесу Г.Подольской из других произведений о Шагале. Здесь действие, биография художника вырастает из его картин. Действие достоверное, соответствующее биографической канве, суждениям самого Шагала об искусстве, о жизни.
Но изначально все живет на небе, и предназначение художника эстетически «уложить» эту жизнь на холсте. Эта взятая изначально высокая нота задает характер всему произведению; главное, что взявший ее голос, не срывается, Г.Подольская живет в цветовой палитре Шагала сердцем. И эта искренность цепляет нас за душу.

P.S.
Лестница Иакова – по Ветхому завету лестница, соединяющая землю и небо.
Учёный связывает это понятие с неким общим методом решения разнообразных задач. Это очевидное обобщение устремлений науки к единству и к практической эффективности.
Художник воспринимает это понятие как гармонию сфер, как образ идеальной жизни.
Верующий толкует это понятие в терминах замысла Творца, в терминах его требований к человеку.
Мистик отрицает само это понятие, толкует его как некую лестницу – она помогает нам выбраться из нашего нынешнего состояния, но затем отбрасывается. Этот образ описан в Пятикнижии как видение Иакова.
Эти четыре подхода являются разными фазами, или сторонами единого диалога с Абсолютом.
Существует и такое объяснение: сон Иакова – аллегория мировой истории: восхождение и закат народов и цивилизаций до конца поколений.
В этом сне говорится не об Иакове-человеке, уходящем из дома Ицхака, но об Иакове-Израиле, о целом народе, который уходит из своей родной страны, в течение многих поколений скитается среди народов и стран и наблюдает на своём пути подъём и падение нации и культур.


*Иаков – патриарх, родоначальник народа израильского, называемый иначе Израиль. Иаков был сыном Исаака и Ревекки и братом-близнецом Исава.
Первый вышел брат его, держась рукою своею за пяту Исава. Дети выросли, и стал Исав человеком искусным в звероловстве, человеком полей; а Иаков человеком кротким, живущим в шатрах.
Однажды Исав возвратился домой с охоты голодный, и Иаков предложил ему продать своё первородство за хлеб и кушанье из чечевицы. В другой раз он предвосхитил у отца своего Исаака благословение, предназначенное для его первенца Исава. Вследствие этого последнего поступка он вынужден был бежать и удалился в Месопотамию, в Харран, к своему дяде Лавану.
На пути в Харран Иаков увидел во сне таинственную лестницу, соединяющую небо с землёй, и ему были обещаны благословения Божии и особенное покровительство в жизни…

* * *

Приглушенное рыдание скрипок, или Жизнь как она есть

Вышла в свет новая книга Галины Подольской, включающая романы «Диптих судеб» и «Корабль эмигрантов» (Иерусалим-Москва. 2009г.).
Действительный факт, послуживший основой для сюжета «Диптих судеб», заключает в себе память и историю жизни бабушки Анны Сергеевны и деда Дмитрия Васильевича. «Мы живы памятью о тех, с кем были знакомы и кого любили в собственной жизни – не по летописям и фамильным портретам. Для меня история моей семьи начинается с 1910г. – года рождения бабы Нюси…».
Давайте рассмотрим фабулу произведения, характеры персонажей, способы выражения, то есть поэтический язык романа.
Перед нами автобиографическое произведение, в котором автор описывает события из жизни, осмысливая их как целое.
Из всего этого образуется «паутина обыденности». Перед нами встаёт жизнь бабы Нюси из Астраханской губернии времен большевистской расправы с сельскими тружениками. Это внесло в сознание людей сумятицу и страх перед грядущей жизнью, наложив отпечаток на взаимоотношения между персонажами Они драматичны, как и трагедийна эпоха, в которую им выпало жить. Во имя любви к ближнему баба Нюся рискует собственной жизнью. Её судьба складывается так, что ей, обременённой большой семьёй, чтобы выжить, приходится выбирать между любовью и «изгнанием в Сибирь» ее родителей, малолетних братьев и сестер. Третьего не дано.
Отнюдь не по любви родители выдают Нюсю замуж, приговаривая: «стерпится- слюбится, главное - чтоб в Сибирь не сослали». Стала она жить в убогой землянке, из которой со временем сделала жильё, едва приемлемое для обитания. Началась другая жизнь.
Кроме мужа - трое ребятишек – мужнины сестры и братишка. Петруше с помощью магического обряда и молитвы новоиспеченная мачеха «вывела испуг». С тех пор младшие детишки стали её мамкой звать. «Она плакала, осыпала их поцелуями, в которых таилась нерастраченная любовь», отнятая у неё самой. Вот такой бессмертный человеческий сюжет. Ретроспективные события, но словно увиденные изнутри и пропущенные через собственный эмоциональный опыт.
«Диптих судеб» - роман-хроника, созданный на основе реальных исторических событий на Нижней Волге, детали которых впервые стали предметом художественного осмысления. Временной охват – почти столетие (1910-2004 гг.) Фабула стремительна, трагедийна. Историческое и вымышленное художественно слиты так, что не отличишь одно от другого. Текст прозрачен, лаконичен, ничего лишнего. Все соразмерено в поэтике и в стилистике повествования. Масштабность событийного ряда сочетается с такой искренностью, что перехватывает дыхание: «И неуютно же и страшно будет в такой стране жить!» Эти слова А.И. Солженицына из «Архипелага ГУЛаг», вынесенные в эпиграф, точно передают атмосферу романа. «Родившийся не выбирает дату своего рождения. Он просто живет со своим временем, каким бы оно ни было. Так жили и мои близкие в тоталитарном государстве, которое стоически защищали в годы Второй мировой войны, как единственную в мире Родину» ( Г.Подольская).
При этом сами образы – характеры психологические. Они художественно вылеплены, стоят перед глазами, их не спутаешь ни с кем, хотя их прототипы - одни из многих своего поколения. Но персонажи в романе художественно живы «природной силой, добром и даже смирением, как герои «нутряной России» ( А.И.Солженицын).
Испытывая чувство вины перед дочерью, родители, возвращаясь с ярмарки, завезли гостинцев: пряников, муки, мяса; Шурочке – куклу, Петруше – трещотку, а Нюсе - в «обтянутой красным бархатом коробочке» колечко с гранатом. «Возьми, родная, и прости нас, старых, что жизнь тебе искорежили… «Нет нам покою ни днём, ни ночью от этого греха». – Он поставил коробочку с подарком на стол и стал вытирать слезящиеся красные глаза… «Возьми, дочка. Не хочешь носить, просто положи. Пусть от нас с отцом будет, или на черный день. Знай, камушек этот гранатом зовётся. Батюшка в церкви сказал, что кровь Христа на нём, священный он, значит, и охранять должен. Кто ж тебя ещё защитит в мире?».*
Семейная реликвия – колечко с гранатом. Его красный глазок запомнил всех, с кем оно было связано.

Гранат хранит,
Как будто он – гранит.
(Из сонета Г.Подольской).

В «Диптихе судеб» динамично взаимодействуют время, место, условия, нравы и страсти; всякий персонаж существует согласно своему характеру. Правда жизни столь ужасная, что приходится содрогаться.
Вернулся Митька. Супруги встретились как родные люди. «Память очищена от дурного, сердце – от боли, душа от ненависти друг к другу…».
…Наступила Великая Отечественная война. Народ встал на защиту родины. Погиб Петруша, муж вернулся с фронта слепым и покалеченным. Всю войну Нюся работала в госпитале, спасая раненых и воспитывая Шурочку и дочь Марусю. Война сделала Митьку жестоким и безжалостным - психологическая инерция атмосферы жестокости войны… Нюся рыла могилу, чтобы не только похоронить ампутированную ногу солдата, но забыться самой.
…Прошло много лет со времени описываемых событий, но память о пережитом одинаково принадлежат всем поколениям. Г.Подольская наполняет «фактическую память» художественным осмыслением. Рассыпанные в тексте психологические детали поражают правдоподобием, например, в эпизоде: красный глазок колечка отщелкивал семейные тайны, приводя новые поколения к любви и взаимопониманию. Энергия бабы Нюси несет добро и творит чудеса, помогая близким людям. Но линии судеб внучки и бабушки безжалостно пересекаются: причиной смерти Нюси становится электрическая простынь, подаренная любимой внучкой. А внучка после случившегося ощутила, что бабушкино колечко мешает ей жить: руки отекали, а под местом, где находился камень, была незаживающая рана. «…Прозрачно-красный поутру и темно-пунцовый вечером, он утратил способность к игре на свету. А однажды так и застыл капелькой крови на моей руке… И тогда сняла бабушкино колечко, положив его снова в тот самый бархатный ларчик, в котором баба Нюся хранила судьбу в сундуке – с тайнами женской ветви моей семьи, замоленными и незамоленными грехами…».

Не всякий пишущий способен глаголом жечь сердца людей, но каждый к этому стремится. Слово должно взволновать, быть точным, действенным, выразительным. Вот таким словом – понятным людям разных возрастов - и берет за душу «Диптих судеб».
Как известно, в руках писателя, искусно владеющего слогом, именно простые сюжеты не только не терпят неудачу, но и обретают силу. Г.Подольская пишет роман так же естественно, как растет трава, пшеница или лён. Она пишет сердцем, без оглядки на производимое впечатление. В этой естественности – прелесть повествования. И звучит в интонации некая нота, подобная рыданию скрипок, приглушенных искренним, чистым звуком кларнета. Ты закончил читать, а щемящая нота печали звучит в тебе, не умолкая...

------------
*О таинственной силе граната всегда ходили легенды. Считалось, что он веселит сердце, придаёт бодрость и оптимизм. Беременным женщинам гранат обеспечивал благополучные и лёгкие роды, давал жизненные силы и энергию, отводил опасность. Предохранял от измены, избавлял от черных мыслей. Гранат-подарок символизировал «уверение» в дружбе, любви, благодарности. В качестве камня-талисмана гранат даровал людям храбрость и победу, обладал тонизирующим действием, приносил успех страстным и активным людям, тем, кто не жалел сил для достижения своей цели. В древности верили, что, отправляясь в путешествие, можно избежать несчастного случая, имея при себе в качестве амулета гранат.




* * *

Синайское откровение

Передо мной книга Арье Бацаля «Послепасхальная агада» (серия «Современные еврейские сказания», Издательский дом «БЭТ», Израиль 2009 г). На обложке книги читаем: - Арье Бацаль (Леонид Луков) заниматься литературным творчеством начал в Израиле, выпустил три книги: «Цена бессмертия» (2006г.), «Камера клаустрофобии» (2008г.), «Послепасхальная агада» (2009г.). Известное определение понятия «Сказание» относится к фольклору, объемлющему повествовательные произведения исторического и легендарного характера, сочетающие ретроспективность изложения с поэтической трансформацией прошлого: предания, легенды, притчи, бывальщины.
Арье Бацаль использует род народнопоэтического сказания, облачая повествование о вымышленных событиях в литературную форму. Приобщаясь к сокровищам культуры своего этноса, автор живописует еврейскую историю с нескольких точек зрения. Мы обнаруживаем, в частности, в фантазиях автора своеобразную иронию. Сказания поэтизированы, этнографичны, философичны:
- Змея – древний символ мудрости. Мудростью человеческой, а не злобой и оружием строятся и процветают города и дворцы. Змеиный яд не только средство убийства, но и средство лечения, если его направляет мудрость… - А что значат эти шестиугольники? – спросил Рослый Генерал из царской свиты… – Возможно мастер Руки мечтает о всеобщем богатстве разных народов и предлагает шестиугольник, как единый символ для всех. А может быть, это общий символ универсальности. Он может быть и военным щитом и колесом мирной повозки… Он покатится лишь под действием усилия направляемого разумом…
Его изложения основаны на конкретных племенных верованиях, выраженных в классической волшебной сказке, отражающей суеверия. Агада связана с магическим и сакральным. Поэтизируя образ магического юного бессмертного богатыря, писатель интерпретирует их исходя из мифологических истоков:

Всевышний и толпа, и пропасть между,
Кого ж Господь приблизит, дав надежду
И наделив бесценными дарами.
Над бездной тот, без почвы под ногами.
За ним толпа и Божий дар особый
В ней отзовётся завистью и злобой
И ждёт его Враждебность повсеместно,
Но Богу то заведомо известно…

Цепь потерь и приобретений состоит из неопределенного числа звеньев. Все элементы более или менее структурно равноценны и обособлены. Ряд важнейших символов, мотивов и отчасти общая структура волшебных сказаний связана с эквивалентом классической формы.
Демифологизация времени и места действия героя волшебно-героического сказания сопровождается его полной идеализацией: ему дано бессмертие, он обладает магическими силами, приобретая эти качества в результате инициации, шаманского искуса; ему покровительствует дух бога, сохраняя мифологическую фантастику, осуществляя переход от строгой локализации (там где она имела место) событий к неопределенности сказочного времени и места действия. На долю героя выпали необычайные испытания: каждые из частей его тела существуют отдельно от него в разных местах, подвергаясь испытаниям.
Это своего рода героическая притча. И богатырство героя в ней носит колдовской характер. Центральные персонажи – обыкновенные люди, которых обижают завистливые сородичи, соседи, но богатырский бессмертный дух становится на их защиту. Достоверность уступает место сознательному и свободному вымыслу.
Моделирование еврейской послепасхальной агады сопровождается отдельными заставками из притчей:

Там, на арене Колизея,
Где Ненависть и Доброта
На развлеченье ротозеям
Дерутся с пеною у рта.
У Ненависти явна меткость
Нацеленная острым глазом
А Доброта, она на редкость
Бьёт мимо цели раз за разом…
…Предсказан победитель, но…
На свете существует чудо.
…И вечен смысл ролей недлинных:
У Ненависти – убивать,
У Доброты – спасать невинных,
У Чуда – Доброту спасать.

Произведение А. Бацаля написано в библейской традиции и широко отразило стилистику главной книги иудаизма. Это проявилось в органическом сочетании стихотворной строфики религиозных книг и романтического пафоса прозы. Порой их фразеология и ритмика очень напоминают молитвенные гимны. А. Бацаль, придерживаясь архаической формы, наполняет содержание современными персонажами и мотивами. Так возникает синтез архаики и современности. При этом звучание всего произведения приобретает злободневность и актуальность. Сказанное не означает некую эклектику, поскольку у автора библейские мотивы органично переплетаются с жизнью сегодняшнего израильтянина, будь он сторожил или репатриант.

* * *

После прочтения рассказа «Польза Доверия» Николая Рериха*

Доверие как дочь веры охранит здоровье духа и здоровье тела.
Именно через доверие, через самоотвержение достигается и открытие сердца.
Н.К.Рерих (1874-1947 русский живописец, писатель).

Из сердечных глубин вылетает невольно истинный голос;
личина срывается, суть остается.
(«О природе вещей» пер. Ф. Петровского)/

Мир, в котором мы живём, резко меняется. И эти перемены дают нам возможность миновать, обойти стороной то, что предсказывали пророки и политологи. Мы можем выбрать для себя новый, неожиданный путь, уводящий далеко за пределы известных нам возможностей человека. Только мы сами в силах зажечь в себе тот энергетический свет, внутреннее пробуждение, когда нужно творить радость там, где радоваться трудно, и мир там, где его казалось бы, не может быть. Мы должны научиться понимать человека в психологической динамике его стимулов поведения, испытании доверием. Это принцип, который нам привили духовные учителя (Н.К.Рерих, В.Гюго и др.). Человек способен выкарабкаться из самых потенциально-трудных ситуаций, потому что имеет доверчивое, доброе сердце и милосердную, прощающую душу.
Доверять, значит, полагаться, надеяться на кого-то, быть убежденным, уверенным в конечной надежности и готовности человека придти на помощь. Каждый человек должен контролировать свои поступки, прислушиваясь к внутреннему голосу, своему внутреннему Я. Отсутствие контроля ведет к плохой репутации.
Лукреций говорил, что только в беде человек проявляет свою подлинную сущность, и тот, кто считал себя свободным от страха смерти, в минуту опасности может оказаться боязливым и суеверным.
«Возлюби ближнего своего» - доносится до нас речь Моисея. Мы принимаем смысл сказанного и стараемся соответствовать ему. Вселенная притягивает и привлекает положительные эмоции, создавая собственную реальность. Мысли становятся предметами, а закон притяжения откликается на мысль. Подобное привлекает подобное. Негативные эмоции проявляются в зависти, лжи, зле, лицемерии, предательстве, интригантстве. Позитивные эмоции несут людям добро, радость общения, любовь, доверие, добродетель, надежду, мир. Каждый человек создаёт собственную реальность.
Предательство – есть способ распознавания личности. Предают только свои, – гласит французское изречение. «Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера» (Ф. Ларошфуко).
Быть начеку, не принимать всё на веру, не забывать о возможности подвоха - так говорят о скрытой, но близкой опасности, о коварных, неискренних людях, притворяющихся друзьями и сочувствующими. Вергилий в «Буколиках» написал:

Дети, вы рвёте цветы, собираете землянику, -
Прочь убегайте: в траве змея холодная скрыта.
(«Буколики», III, 92-93. Пер. С.Шервинского)

Возможно ли всё-таки доверие? Может, лучше не доверять, чтобы уберечься от предательства? В чём истина? Неужели наши ошибки и сожаление по их поводу станут источником пассивности и пессимизма, которые приведут к безволию, сомнению и озлобленности? Людям свойственно ошибаться. Не будем считать обиды. Доброта и доверие помогут обойти препятствие, разобраться и выявить обоюдную пользу.

Александр Македонский, выступая в поход на Персию (334 г. до н.э.), отдал всё своё имущество друзьям, а на вопрос, что же он оставляет себе, ответил: «Надежду».
…Однажды на своем пути юноша встретил нищую старуху, тщетно пытавшуюся перейти реку. Тронутый её беспомощностью, он предложил ей перенести её на своих плечах. Старуха с благодарностью приняла его предложение. Во время переправы он потерял одну сандалию, но не захотел спустить старуху, чтобы поискать свою обувь. Переправившись на другой берег, старуха приняла свой настоящий облик: это была Юнона, пожелавшая испытать доброту человека. Она поблагодарила его и обещала помощь во всех его предприятиях.
Мы не доверяем людям либо потому, что не знаем их, либо потому, что знаем их чересчур хорошо. Но мы привыкли доверять слову больше, чем бумаге, а бумаге больше, чем человеку.
Без доверия служение благому делу невозможно. В архаическую эпоху искусство изображало в самых разнообразных видах Аполлона – бога гармонии, возвращающего покой тревожным душам. Его изображали вечно молодым, потому что солнце никогда не стареет, выражая энергичные, гибкие, стройные, нежные формы, дающие силу и здоровье. Аполлон – бог-прорицатель, потому что солнце, освещая свой путь, должно видеть всё, что произойдет; он – покровитель муз и бог вдохновения, потому что солнце неизменно устанавливает и поддерживает гармонию всей природы; он – бог-исцелитель, потому что солнце исцеляет болезни своим теплом. Аполлон самый прекрасный из богов, он – победитель тьмы и злых духов, бог света и жизни; он – друг и покровитель всего доброго, ненавидящий скверное, нечистое и безобразное в природе.
Именно через доверие и доброту достигается самоутверждение. Человеку необходимо верить в своё решение, не поддаваясь мишуре соблазна. Ведь в мире довольно много фарса и обманчивого блеска, которые могут оказаться негодными осколками стекляшек на дороге бытия. Главное научиться правильно распознавать плоды доверия, впитывая живительную влагу в пустыне соблазна, непрерывно сажая добро мудрости и наполняя доверием и благом души.
Вот о чём подумалось мне после прочтения рассказа мудрейшего Николая Рериха.

* * *

«Какое счастье – просто быть»

Большинство людей, любящих и чувствующих поэзию, любят молча, для себя. Так любят воистину. В 2009 году в Хайфе вышла в свет книга «Там, где нас нет» проживающей в Нагарии репатриантки Евгении Босиной, члена Союза писателей Израиля. Это блестящая по колориту и свежая книга стихов. Публика рассеянно принимает новых поэтов, или принимает, когда о них возвещают трубы. Между тем именно эта книга способна разжечь и поддержать священный огонь поэзии.
Хотя правила искусства незыблемы, как законы природы, облик русской поэзии на наших глазах изменяется со временем. Крах советской империи отбросил поэтов-репатриантов на неизвестные пути развития и без осознанного образца для подражания. Поэзия в высшей степени испытывает последствия этих сильных потрясений. Упорядочить, а не парализовать молодое и свободное течение – вот чему стоит посвятить свои усилия критике. Мы должны различать книги хорошие или плохие. Восхищение посредственностью – бич искусства. Скажу так: в поэзии всё то, что правдиво – хорошо и красиво. Е.Босина раскрывает таинства своей собственной натуры.
Для нас, репатриантов, современный век начался в конце века предшествующего. Стихи Е.Босиной ярко обозначили переход одной эпохи к другой. Она отыскала в своей душе то поэтическое вдохновение, которое тщетно искала в софизмах и ложных притязаниях теории соцреализма. Теперь поэзия «русского израильтянина» открывает нам потаённые уголки сердца, в которых сокрыты потрясения. Поэзия становится задушевной; она объясняет чувства, страсти. Оказалось, что несчастье изо всех видов поэтического вдохновения – самое плодотворное. Современная русская поэзия полна парадоксов.
Зачем нам нужна какая-то теория, объясняющая загадку нашего очарования, когда мы слышим звуки арфы?.. В книге Евгении Босиной – идеальная совокупность лучезарного колорита, упоительное благоухание чистейших ароматов, эликсир её лучших соков, гармония мелодичных звуков. На эту единственную правду претендуют стихи Евгении Босиной. Это достижение наблюдательности, терпения и памяти. Это – верность наблюдений над человеческой природой. Жизненная правда поэтессы собирает воедино черты характера лирической героини. Она создаёт человека, но не как вид, а как личность (единственное средство заинтересовать читателя); показывает человека таким, каков он есть. А это значит – уже волновать. Пусть он будет не более, чем человек. Простое слово автор не скрывает под мантией перифразы. Напротив – стих естественен: если он и парит, это не удивительно, потому что когда он ступает по земле, чувствуется, что у него есть крылья. Евгении Босиной неудачи и даже провалы не страшны, потому что она, обладая поэтическим умением и наблюдательностью, будет учиться у самой себя.
Известно, что поэзия рождается благодаря своей теснейшей связи с чувством. И будет жить пока эта связь останется:

…Всё то, что мешало, лишало покоя,
Вдруг к нам повернётся другой стороною:
Простятся грехи, извлекутся уроки,
Напишутся самые лучшие строки,
Всё переболит, заживёт и срастётс,
Ушедший когда-то – поймёт и вернётся…
(с.9).
Такими словами начинается книга «Там, где нас нет».
…На борту американского межпланетного корабля «Феникс», совершившего 26 мая 2008 года посадку на Марсе, было несколько десятков лучших научно-фантастических книг.
Цветам на Марсе не расцвесть,
Там тихо, пусто и сурово.
Но жизнь на Марсе всё же есть,
Поскольку есть на Марсе Слово.
…было б Слово, а потом
Всё обязательно начнётся!...
(с.15).

Две главные склонности нашей души – любовь к естественности и преклонение перед Словом («Сначала было слово») – обе врождённые, проистекающие из нашей приверженности к первобытному… Природа зовёт нас и манит, а если мы противимся, влечёт нас силой, девственная, нетронутая природа. Я зову в свидетели вас самих, читателей; вашему сердцу не могло остаться неведомым то волнение, о котором я говорю, если вы уже начали читать книгу «Там, где нас нет».
Пресытившись небесными прелестями, поэтесса отправляется на поиски земных:

И летний полдень: речка, смех,
Летящий в синеву…
(с.14).

И вот уже Концерт в заповеднике под Иерусалимом:

О, как прекрасны мир и люди,
Покуда скрипке власть дана!
(с.27).

Невольно задаёшься вопросом (ведь на дворе непроглядный 21-й век):

Но что затем? Что после будет,
Когда начнётся тишина?
Какие горести и вести?
Излом каких ещё эпох?
Знать не хочу! В сей час мы вместе –
Я, ты, Вивальди, Бах и Бог.
(с.27).

Какое счастье – просто быть…
И на мгновенье ощутить
Себя воды и неба частью…
Стать ветром, птицей, ручейком…
Морским прибоем, тростником…
(с.28).

Считается, что, приступая к созданию стихов, автор берёт на себя обязательство следовать неким нормам; что он таким образом уведомляет читателя, что определенный круг идей и выражений будет представлен в его книге. Вероятно, главная задача в данном случае состояла в том, чтобы отобрать случаи и ситуации из повседневной жизни и пересказать или описать их и расцветить их красками воображения, благодаря чему обычные вещи предстали бы в непривычном виде, сделать эти случаи интересными, выявив в них с правдивостью основополагающие законы нашей природы.

Мелькают даты, страны, лица…
Ну, как удержишься на ней,
На голубой? На синей птице?
(с.33).

Но вот уже 21-й век стал былью, он рядом с нами, мы с ним в одном ряду:

Есть только вход. Не предусмотрен выход.
Есть потолок. Есть крыша. Неба нет…
…И каждый ищет выход водиночку
Из одиночки с горем пополам.
(с.35).

…И бредём в темноте наугад,
Но когда добредём
До того, что считается раем,
Как потянет назад –
В ад кромешный, возлюбленный ад!
(с.38).

Остаётся «Ходить по битому стеклу /И делать вид, что мне не больно».

Учусь всю жизнь, учусь всегда
Молчать, когда кричать бы впору…
(с.45).

Героиня сетует: «Долгов мной наделано в жизни немало»:

Должна… Всем должна…
Должна всем рассветам, а также закатам,
И каждому дню, а тем более – ночи…
И людям случайным, и просто прохожим –
…Тропинкам, дорожкам, дорогам, ступеням,
…Всем родинам – нынешней, прежней и малой…
(с.42).

И впрямь, «Кому должна я, я всем прощаю», как сказано в одной анонимной песенной цитате.
Казалось бы, нет в книге произвольных и прихотливых форм выражения, нет переменчивых вкусов и переменчивых аппетитов. И вдруг:

Я всё-таки решусь…Когда-нибудь, однажды,
Когда пойму, что мне такое по плечу:
Останусь навсегда в стране своей бумажной
И жизнь там проживу, какую захочу…
(с.43).

Впрочем, истинная поэзия представляет собой стихийное излияние сильных чувств, а постоянный поток наших чувств модифицируется и направляется нашими мыслями.
В этой книге читатель не найдёт того, что принято называть поэтическим слогом. Поэтесса усиленно старалась избежать его, как другие обычно стараются его воспроизвести. Она желала приблизить свой язык к языку обыденной речи, что соответствует здравому смыслу.
И снова мы вместе с героиней выходим из её временного иллюзорного обиталища, из «бумажной страны», поскольку утро вновь улыбкой будит и манит люд. Ах, бессильно утро, что улыбку шлёт. Между тем как

…Там, где нас нет
И сроду не бывало,
Так терпеливо
Много зим и лет
Река и лес, и лодки у причала
Всё ждут и ждут. А нас всё нет и нет.
(с.50).

Героиня «вперед шагает с головой, назад повёрнутой всё время».

…Пускай простит меня мой новый век,
Где я случайно оказалась…
(с.53).

Ей представляется, что «смена декораций решает всё порой». Но потом она убеждается, что «Я просто строю замки на песке». Но… «за мгновения покоя / Всегда расплата – немота».
И «вновь задыхаюсь и пишу». И вновь Слово:

От этого слова – свет голубой,
а это, как кровь, горит,
…Этому слову не верю давно,
в это – боюсь поверить,…
Это слово убито мной,
а этим убита я.
(с.134).

Вот, наконец, дописана глава.
Которая так просто начиналась,
Так безрассудно тратились слова,
Что больше ни словечка не осталось…
(с.127).
Тишина. «Нема гортань, кричит беззвучно рот…»

Я пропадаю, я тону, меня теченьем подхватило,
О, если б к новым берегам! – меня относит в никуда.
(с.140).

…Но если так, то от чего же
Не гаснет в небе надо мной
Неяркий, слабенький, тревожный,
Любви погибшей свет живой?
(с.150).

Итог: нельзя огонь перебороть огнём…

* * *

Я не стану говорить о несоответствии, которое неприятно поразило бы искушённого читателя, если бы поэтесса добавила какие-либо неуместные изыски красноречия к словам, внушённым естественным чувством: такие добавления излишни. И это потому, что поэтесса, написавшая «Там, где нас нет», человек наделенный более тонкой чувствительностью, большой способностью к восторгу и нежности, отзывчивой душой, силой выражения мыслей и чувств.
Прочитав книгу, я подумала: прав Аристотель, сказавший, что поэзия – самый философский вид литературного творчества. Так оно и есть. Поэзия представляет собой образ человека и природы.
Евгения Босина рассматривает природу человека. Она считает, что человек и природа в главном согласны между собой, а человеческий ум – естественное зеркало самых прекрасных свойств природы. Мысли поэтессы направлены на всё окружающее; хотя глаза и чувства поистине её лучшие поводыри, однако она устремляется в любой конец, где есть атмосфера чувств, в которой может расправить свои крылья. Темы её стихотворений – страсти, мысли и чувства, присущие всем людям. Они связаны с моральными переживаниями и физическими ощущениями, а также с причинами, их побуждающими; с действием стихий, с бурей, с круговоротом времен года, с утратой друзей и близких, с огорчениями и обидами, благодарностью и надеждой, со страхом и печалью. Отбирая слова из подлинного разговорного языка, поэтесса твёрдо стоит на ногах. Слова её достаточно сильны сами по себе.
Читая стихи Евгении Босиной, мы обнаруживаем сходное в несходном. Этот принцип – пружина нашей умственной деятельности и её основной двигатель. Он движет нашими любовными увлечениями и всеми страстями, с ними связанными, оживляет наши повседневные беседы; от точности, с которой мы воспринимаем сходное в несходном и несходное в сходном, зависит наш вкус и моральные убеждения. Было бы полезно применить этот принцип при нахождении нужного вам размера (формы стихотворного ритма, интонационного строения стихотворения; более короткие стихотворные размеры звучат отрывисто, более длинные – торжественно и плавно. Следует улавливать тяготение тех или иных размеров к тем или иным темам. Музыка гармоничного размера породит чувство наслаждения, чтобы умерить боль, всегда присутствующую в описаниях сильных страстей. Из двух отрывков о чувствах и характерах, одинаково хорошо написанных в прозе и стихах, поэтический отрывок будут читать в сто раз чаще, чем прозаический. Язык поэзии сродни языку жизни и природы). Но рамки журнальной рецензии не позволяют развить эти мысли, и я должна ограничиться лишь общими замечаниями.


* * *

Штрихи к портрету Сергея Каплана* Правда чувств и бесконечное самоуглубление

Когда есть сердце,
слушаешь лишь его веления.
А.-Л.-Ж. де Сталь

Древние собирали слёзы в священный сосуд, настолько страдание человека было для них величественно.
Слава, честолюбие, энтузиазм имеют перерывы, только любовью мы упиваемся каждое мгновение. Ничто не надоедает в этом неистощимом источнике радостных мыслей и переживаний. Всё являет собой внутреннего человека.
Любовь – та страсть, где меньше всего эгоизма. Любовь делает жизнь прекрасной, любовь – это что есть привлекательного в природе.
Лирическая поэзия парит над веками и странами; она продлевает то высокое мгновение, в течение которого человек поднимается над радостями и горестями жизни.
Любовная лирика занимает существенное место в творчестве Сергея Каплана. Индикатором лирического отношения к миру и знаком лирического голоса является тема любви. Лирический персонаж – художественный «двойник» автора-поэта. Любовь у него – интенсивное, напряжённое и устойчивое чувство героя, со своими личностно-значимыми чертами. Любовь имеет глубоко интимный характер и сопровождается ситуативно возникающими и изменяющимися эмоциями нежности, восторга. Она целиком захватывает героя, достигая силы страсти, формирует личность.
Поэтический акт С. Каплана – это та поэзия, которая отрицает всякую передачу из вторых рук, то есть всякое посредничество речи. Это акт сердца и скромности. Это поза в её благородной форме, свободная от всякого тщеславия и полная светлой радости.
На бесчисленные маленькие части разложил он мир, дабы вдохнуть в него более глубокое содержание. У С. Каплана не только сердечный трепет секунды как мига чувственного влечения. Изображение приобретает значимость во времени. Не двое слитых в объятии, - нет, - само объятие.
Стихи укладываются в ритм так, что они подчинены одному потоку духа. Они во власти мелодики и словотворчества. В этом нет самоцели, но это дисциплинирует структуру стихотворения: строчки сочленяются, проникают друг в друга. Их эластичность находится в них самих. Также и слово получает другую силу. Оно поражает нутро предмета и одухотворяется им. Поэт с его хрустально-чистым духом, доведённым до драматической напряжённости, вызывает у читателя возносящий ввысь экстаз. С. Каплан самобытен в своём торопливом проникновенном поиске глубины. Здесь нет драпировки, общественной обусловленности и мировоззрения.
В наше время быть в поэзии по-настоящему оригинальным и самобытным, непохожим на других, - это, прежде всего, значит оставаться самим собой. Поэтический талант неразрывно связан с внутренним обликом поэта, являясь средством особого проявления личности человека, его характерных черт, его мыслей и чувств. В нём нет искусственности, потому что нельзя придумать манеру поэтического письма, нельзя выдумать свой поэтический голос, так как всё выдуманное будет фальшью.
------------
*Книга «Самое лучшее только для тебя» Сергея Каплана Смоленск (Россия), 2009г.
В наш век, когда разобщение душ и убеждений разрушает традиционные устои, на которых зиждется общество, художественное творчество, а именно образ в контексте книги «Самое лучшее только для тебя» Сергея Каплана становится гимном простого повседневного быта, жизни в своих простых истинах: любви и заботы о близких людях, житейской мудрости и взаимопонимания, такта и умиротворения, преодолевающих неверие в слово и дарящих радость и напоминание о том, что человек остался человеком.

Человечество живёт на сквозняке.
Наших близких выдувает понемногу.
Души их…
не уходят, а живут невдалеке
и, уже не подчиняясь сквозняку,
зависают возле форточки открытой,
шепчут ласково о совести забытой
и подсказывают лучшую строку.
(«Памяти бабушки»).

Герой С. Каплана не ликует и не сводит с ума, он зрел, мудр, чуть печален, но у него подлинные и прочные чувства. Неприкаянность, раскованность сменяются ощущением предназначенности и вместе с тем естественности человеческого существования. Импонирует точно укладывающаяся тема писателя: верность долгу, убеждениям, самоотречение и в то же время верность самому себе.

…И в бытности кривой и куцей,
Свивая новое житьё,
ты видишь, как в другое блюдце
он крепит стукалье своё?
Играй шута, играй сатира,
но, вклеясь в новое родство,
не сотвори себе кумира,
теперь уже ни одного.
(«Когда он выйдет прочь…»).

Вечные темы дружбы раскрываются свежо, весело, напевно.

В набежавшем январе
зажигаюсь от апреля,
от его шальной капели
средь метели на дворе…
…А когда придёт апрель,
я до дури подобрею,
может, бороду побрею,
может, дверь сниму с петель
и впущу к себе весну,
с потолка сошкурю копоть,
и начну сосульки лопать,
и стихи писать начну.
(«В набежавшем январе»).

Каждое слово поэта, наделённого природной чувствительностью, стоит на своем месте и выражает именно то, что должно выражать. Слова самые обыкновенные, но из всего обилия слов, имеющихся в русском языке, поэт выбрал только те, которые необходимы в данном случае, которые наиболее точно выражают основную мысль. Каждая строфа стихотворения порождает свои особые смысловые оттенки. В контекстном восприятии мир предстаёт перед нами в своих красках и сохраняет свой специфический внутренний заряд жизни.

…Дождь, пришивающий дюны
к стремительным серым дорогам,
штопает древнее платье
с названьем Иерусалим.
Родина пресного хлеба
и терпкого острого горя…
(«Дождь»).

…Что ж, мы отпустим друг другу грехи.
Я ускользаю из жарких объятий.
Я ухожу. Не держи меня больше,
лучше назначь полномочным послом,
чтобы вдали от красивых иллюзий,
…чтобы вдали от бескрайнего лета
я полюбил тебя новой любовью –
ласковой, не гостевой, а сыновней,
чтобы за пазухой мамки-России
я не забыл тебя, жаркий отец,
чтобы рассказы мои о тебе
были для всех упоительной правдой,
чтобы иные со мной разделили
горькую гордую долю твою…
(«Я потерял ощущенье весны»).

Моменты задумчивости и душевной сосредоточенности приобретает здесь характер углублённого размышления о жизни, переданного с тактом, продуманного верно и тщательно, насыщенного образами, пробуждающими воспоминания у сегодняшнего читателя.
С. Каплан проявляет себя в представленных стихотворениях как человек, наделённый тонкой чувствительностью, большой способностью к восторгу и нежности. Он обладает знаниями человеческой природы и отзывчивой душой, испытывающей радость от своих страстей и желаний. Поэт радуется обитающему в нём духу жизни. Его поэзия производит сильное впечатление, являясь источником эстетического удовольствия, испытываемого читателем. Всё несёт отпечаток подлинной сущности поэта.
Читая книгу не выборочно, а подряд, мы видим С. Каплана в те годы, когда в душе его горели первые поцелуи русской музы. Она утешала его среди неприятностей, она последовала за ним в Святую землю, развлекала его в злые часы душевного упадка. Его не замело иудейским песком, его не замотало российской пургой, потому что «по сравненью с любовью любая беда – ерунда».

Отворяя страны, перелистывая дни,
мчит мятежный странник
сквозь холодные огни.
(«Маячок свечи»).

Поэт создаёт новые слова и образы, и как раз такие, которые посредством сокровенного родства с новыми чувствами во всякое время пробуждают в наших душах свежие переживания:

Тебе с моей любовью бытовать,
и горевать, и зоревать, и праздничать,
и находить слова, смешав слова
и Пушкина, и Галича, и Танича.
Любовь моя и вылечит легко,
и не продаст, скукожившись от голода,
из круговерти уведёт в покой,
а постареешь – капнет в сердце молодость…
…Потом, потом, в один из этих дней,
не больно опалённых жизнью нервною,
на новое свидание ко мне
с моей любовью ты придёшь, наверное…
(«Когда мы распрощаемся…»).

«Только верить можется и любить не вслух», - пишет С. Каплан в стихотворении «Когда нескладуха». И впрямь, лирический герой обращается к «Моей любимой» со словами:

Не гнои себя в паучьих стенах,
весели себя огнями дня,
растеряй моё тепло в изменах,
разлюби, но не забудь меня.
(«Моей любимой»).

…Меня уже нет,
но есть мои слова,
они и тут и там,
как шарики, висят,
и душу не скребут,
и весят лишь едва,
а форточку открой –
и вздрогнут, и взлетят…
(«Меня уже нет»).

…Однажды к тебе я вплавь махну через Лету,
чтоб слизывать соль слезы, горячий нос остужать.
(«Когда…»).

Такие «незавершённых мыслей многоточия» нередки в стихах С. Каплана:

Освоилась простуда…
Любовь не привилась…
Закончилась посуда,
а свечка не зажглась.
(«Дмитрию Дихтеру»).

…Восточная жизнь продолжается справа налево,
но слева направо срываются в море пески…
(«Израиль штормит»).

…Я – из неприземляющихся птиц…
(«Юрию Кретову»).

Ходячие метафоры кажутся поэту избитыми и холодными, и он хватается за непривычные образы и сравнения, чтобы живо представить свои субъективные чувства и впечатления. Его духовный взор глубоко проникает в предметы и события. А порой из глубины души поэта сверкнёт молния и мгновенным светом озарит и место действия и героев. Эти субъективные вспышки сопровождают книгу на каждом шагу, хотя тайную работу мысли не обязательно выставлять напоказ. Зачем нам нужна какая-то теория, объясняющая загадку нашего очарования? В тот день, когда поэт поведал свою жизнь читателям, родилась история. История как жизненная правда. То, что создаёт С. Каплан, - это идеальная совокупность её главных форм. Это лучезарный колорит, вобравший её самые живые краски, упоительное благоухание её чистейших ароматов, эликсир её лучших соков, гармония её мелодичных звуков. Эту правду узнаёшь лишь в творениях духа. Настоящий поэт изображает в большей степени жизнь, чем живущего.
С. Каплан создаёт образ героя своей поэзии не как вид, а как личность. Он предоставляет своим созданиям возможность жить их собственной жизнью и лишь сеет в их сердцах те семена страстей, из которых вырастают события. Автор передаёт герою свои идеи и сердце, способное забиться в лад с его сердцем. Герой С. Каплана лаконичен, логичен и лиричен. Если он и парит, это не удивительно, потому что когда он ступает по земле, чувствуется, что у него есть крылья. Все фибры человеческих сердец трепещут под его пальцами, подобно струнам лиры – правда чувств и бесконечное самоуглубление.
С. Каплан, окончивший в 1981г. филологический факультет Тверского госуниверситета, выпустил восемь книг стихов и прозы. «Самое лучшее только для тебя» - его последняя книга. Гражданин Российской Федерации Сергей Каплан любил Россию, любил Израиль. Подолгу жил в Израиле, руководил Литературным объединением в Ашдоде, принимал активное участие в культурной жизни Израиля.
Диапазон творческих интересов С. Каплана широк. Объём и масштабы его работы увеличивались постепенно, с годами. Чёткие и ясные строки сменяются строками, которые поражают своей звуковой выразительностью, привлекают и тревожат воображение ассоциациями, неожиданными эпитетами. Другая манера – «парнасская», отражающая стремление к уравновешенности и ясности, к строгому течению мысли. Его сила в безупречном стилистическом вкусе и такте, в богатстве и яркости языка.
Книга стихов С. Каплана – это целостный живой организм, где отдельные вещи вступают друг с другом в сложные взаимодействия, поддерживают, объясняют и укрепляют друг друга. Они связаны друг с другом тончайшими кровеносными сосудами, и порвать интимные связи между стихотворениями – значит разрушить органическое. Происходит общение стихов. «Слышно», как они переговариваются. Стихами легко рассказывается то, чего не уловишь прозой. В прозе, писал Герцен, просто совестно повторять «лепет сердца и шепот фантазии».
У С. Каплана сохраняется отношение к слову – всегда адекватному мысли или чувству, сохраняется гармоничность стиха, спрятанная в подтексте взрывчатая энергия, интонационная выразительность стиховой речи.
Что ни напиши об С. Каплане, какую сторону его творчества ни затронь, какой черты ни коснись – всё будет составной частью его образа, его литературного портрета.


* * *

Афоризм как жестокая необходимость

В эти дни литературная общественность в России и в Израиле отмечает 70-летие Геннадия Малкина, классика жанра афоризма, изречения, законченной мысли, выраженной сжато и ёмко, например: «Не падай духом где попало!», «Война за мир», «В моей смерти прошу винить мою жизнь», «Умнеть надо незаметно», «Нет позиции – принимай позу!», «Предохраняйся, если живёшь с мыслями», «Спрятанную в песок голову выдаёт её отсутствие», «Можно привязать к себе человека, постоянно не дослушивая его до конца», «Нельзя стать первым без очереди», «Афоризм – это минимум заинтересованности автора в гонораре», «Антисемит без евреев нуждается в самом необходимом», «Брак – это продолжение любви иными средствами», «Слишком светлое будущее непрактично», «Хирург – вооруженный терапевт», «Спираль эволюции оказалась противозачаточной», «Чем твёрже валюта, тем мягче обращение», «Скупой платит дважды, женатый – всегда», «Стриптиз – демонстрация вечных ценностей», «Жизнь недодаёт, а люди обвешивают», «Как часто точка зрения не совпадает с точкой опоры!», «Дурак замечает первым, как много умных развелось», «Женщина нуждается в защите и нападении», «Хранил верность в разных местах на всякий случай», «Природа отдыхает на детях гениев, а дети гениев – на родителях», «Грех предаваться унынию, когда есть другие грехи», «Демократия – это лучший способ закрепить неравенство», «Джентльмен всегда уступит даме, если вопрос не касается женитьбы», «Время – лучший врач и всегда патологоанатом», «Лучше ночью шах, чем днём мат», «Дипломат – человек, умеющий сказать больше, чем знает», «Незнакомка – женщина, с которой можно прожить всю жизнь», «Если бы не жизнь, можно и не умирать», «Будь я мыслителем, я бы не сидел всю жизнь согнувшись», «Путь к инфаркту гораздо приятней, чем бег от него», «Трудно говорить правду, если не знаешь, чего от тебя ждут», «Красавица – это когда ноги идут к лицу», «Как выпьешь, кажется, что бросишь курить», «Мечтать можно даже о том, о чём нельзя думать», «Настоящий мужчина всегда добьётся того, что хочет женщина», «Новая жена – это хорошо забытая старая», «Культуре можно и не платить, как порядочной женщине», «Как бы плохо мы не говорили о правительстве, оно думает о нас ещё хуже».
Многие явления нашей современной жизни создают для литературного деятеля такие настроения, что difficile satyram non scriberе (Лат. Трудно не писать сатир! Выражение принадлежит Ювеналу (ок 60-127), «Сатира», 1,30.). Это отразилось и на творчестве Геннадия Малкина, в языке которого нет ничего статичного, всё динамично, всё в живом действии. Наконец, всё – жестокая необходимость. Его изречения с углублённой психологией только и ждут филолога-психолога, который воедино собрал бы разрозненные, расчленённые части целого – свидетелей переживаний и настроений художника, показал бы нам живую душу Г.Малкина. У него чуткое ухо, он наблюдателен, тонок, изыскан, остроумен; замечает изменения, метаморфозы, происходящие с людьми, возле которых живёт; он опирается на жизненную правду. Как художник, он воспроизводит не общую правду, а правду мгновения. Детали, над которыми он работает в конце создания рабочего варианта изречения, выявляют движение, придают афоризму всю живость действия, всю стройность, всю воздушность и порождая типизацию явлений, сближают его с общей правдой.
Его литературные миниатюры близки к комической афористике. Автор «присваивает» жанровые формы пословицы, анекдота, эпиграммы, каламбура, сентенции, максимы.
Он широко применяет антитезу, используя её как принцип изображения полярности человеческой природы. Даже погашение автором антитезы не устраняет его смысловую контрастность. Афоризмы Г.Малкина остроумны, изобретательно и лапидарно выражают суждения, которые своей неожиданностью и парадоксальностью вызывают комический эффект. Нередко острота смыкается с парадоксом и иронией. Часто остроумие писателя может быть характерологической принадлежностью. Г.Малкин в своих афоризмах не отделывается частными остротами, он делает весь афоризм характерологическим. Его афоризмы полны искусной интриги. Можно плакать, сочувствуя чужому несчастью, но смех свободен от сочувствия. Люди смеются над тем, что неразумно, нелепо, над всякой аффектацией. Парадокс у писателя обладает чертами оригинальности, дерзости и остроумия. Он выворачивает наизнанку ходовые сентенции и заповеди, может выражать глубину мысли в сочетании с разоблачительной иронией. Будем смеяться, человеку свойственно смеяться. Смех есть достояние сильных – такова мысль писателя.
Афоризмы Г.Малкина – не эпикурейское дегустаторство жизни, не эстетические far niente, не праздность. Они личностно обусловлены, отмечены отпечатком умонастроения автора. Юмор, рефлексируя, настраивает на вдумчивое отношение к предмету смеха. За смешным – грустное – «сквозь видный миру смех… незримые слёзы» (Н.В.Гоголь). С другой стороны, комически снижая свой предмет, юмор низводит возвышенное с котурнов.
Смех афоризмов Г.Малкина ироничный, остроумный, сатирический, забавный. Он то добродушный, то жестокий, то тонкий, то грубый, то печальный, то трогательный. В нём сказалась обострённая чуткость к образному восприятию мира. Афоризмы отражают то, что бушует в человеческих страданиях и чувствах или спокойно проходит перед созерцающим взором, - всеобъемлющего царства человеческих поступков, деяний, судеб, представлений, всей суеты этого мира. Это смыслосозерцание, самонаблюдение и исповедальность. Наконец, это открытие личности. Выстраивается образ автора как живого собеседника читателя – самопознание человека до сокровенных глубин его души. Эстетическая самодостаточность текста, многообразие формы выражения личного взгляда – заметные черты литературного бытия рассматриваемых афоризмов. Его словесный «материал» стал универсальным, встречает интеллектуальное понимание у читателя. Лапидарность, предельная сжатость и точность языка усиливают значимость изречений.
Г.Малкин завоевал себе авторитет. Его афоризмы, общественные по характеру, творческие по методу, аналитические по приёмам, демократические по связи с обширной читательской аудитории – большое достижение замечательного писателя.

* * *

Мир на перекрёстке двух эпох

О романе «Затвори за собой поднебесье» Хаима Калина

Ныне – когда Израиль отмечает «Двадцатилетие Большой Алии», - мы, её представители, являемся свидетелями агонии целой международной империи – СССР и его преемницы – России. Казалось бы, какая драма более, чем эта, всеобщая и в то же время личная драма, может сильнее захватить нас, которые являются и актерами и репортёрами своей эпохи и ремесло которых состоит в том, чтобы говорить во весь голос? Какое значение отныне могут сохранить в наших глазах теории диктатуры красоты, об искусстве как средстве ухода и бегства от действительности?
Каждого встречного мы можем спросить лишь об одном: «Чему он служит?» И точно такой же вопрос встаёт перед нами, когда мы оказываемся перед произведением искусства. Чему оно служит? Чему оно служит перед лицом бедствий и надежд своей эпохи. Однако старая идиллическая догма – искусство для искусства – не умерла.
Мы поставлены перед той самой проблемой, которая завладела «русским израильтянином», участником исторического события, обозначенного формулой «Двадцатилетие Большой Алии», поскольку пути в новую жизнь для значительной части населения бывшего СССР пролегала одно время через Израиль. «Далее – везде», как говорится в слогане. Мы имеем в виду Хаима Калина, написавшего роман «Затвори за собой поднебесье».
Наше дело, говорят писатели, изображать действительность нашего времени. Эта формула всегда верна. Присоединимся к ней. Однако уточним: нужно изображать всю действительность, так чтобы ни один из её существенных аспектов не остался в тени. Речь идёт не о требовании энциклопедических знаний, а о том, чтобы был выражен ясный взгляд на вещи.
Действительность в романе здесь, перед нами. Она касается нас совершенно непосредственно. Существует множество конкретных проявлений этой действительности. Эта действительность состоит не из одних только индивидов, запертых в собственной индивидуальности. Человеческое целое занимает собой мир. Это значит, что действительность подчиняется не только тем законам, которые управляют индивидуальными страстями и действиями в границах индивидуальной судьбы. Есть сила реального положения человека в мироздании. Как писатель Хаим Калин оказался вовлеченным во всечеловеческую драму.
Герой романа «Затвори за собой поднебесье» Олег, подчинившись системе индивидуального обогащения, глубинного течения экономического рока, становится предпринимателем-бизнесменом. Эта «модная» жизнь бывшего репатрианта или «нового русского» описана в произведениях современных авторов, которые вызывают самое обидное из обвинений – в том, что они совершенно неинтересны, вызывают безмерную скуку, непреодолимую зевоту.
Хаим Калин чужд этому смешному и приторному популизму. Его темперамент и его талант создают новую супертехнику письма.
Накапливая материалы для портретной и психологической характеристике персонажа, автор уделяет существенное внимание речевой характеристике как средства раскрытия характеров, выявления в строе речи индивидуальных особенностей её носителя. Его поступки, мысли, переживания в «жаргонном исполнении» с наибольшей полнотой выявляют характер человека. Писатель умело использует функцию языка, подчинив её задачам воплощения замысла. Так создаётся динамическая структура художественного текста, языково-стилистическая форма выражения образного содержания произведения. Он выводит на сцену героя таким, каков он есть, с целями, которые заключены в его голове и в его кулаках. Прийти в согласие со своим временем – знаменует гибель души. Природа сопротивляется, когда герой пытается убить себя терпимостью ко злу. С особой силой это сказывается когда писатель сосредоточивается на внутренней жизни героя и его спутницы Светланы, тоже вовлечённой в бизнес, отнюдь не им, Олегом. Оба наивно полагают, что расположились на долгое жительство в своих укрытиях. Но жестокая действительность вскоре предстаёт перед ними. В её огне гибнет приговорённая к смертной казни Светлана за провоз наркотиков на территорию Китая. А всё потому, что Светлана лишь самодеятельный «бизнесмен», ей не хватает таланта коммерчески-изощрённого частного торговца своим товаром. Разрушена гармония отношений Олега со Светланой, желающей остаться неизвестной и скрывающей от возлюбленного своё ремесло, бывшей единственной соломинкой, за которую он хватался в бурлящем море экономической деятельности, сулящей доход и личные выгоды.
Хаим Калин – писатель, в чьей душе вибрации событий резонируют сильнее, чем в душах простых людей. Его герой увидел перед собой ров, пропасть, через которую надо перепрыгнуть. Но от этого зрелища у него кружится голова и подкашиваются ноги. Между тем жизнь втягивает его в свою орбиту, несмотря на перенесённый крах душевной жизни, на единственную любовь. Демонические силы души были развязаны случившимся.
Хаим Калин сосредоточивается на внутренней жизни героев. И этой внутренней сосредоточенности мы хотим уделить особое внимание. Она как бы взвихряет пыльный смерч жизни. И вся эта могучая пыль жизни поднимается столбом и снова оседает, словно взметается слепым роком, который играет волей людей и царит над ними. Хаим Калин – око своего времени.
Заострение особенностей воспроизводимого стиля есть косвенное и скрытое воздействие авторского голоса (так сказать. необходимая доля авторского аналитического «лукавства»). Авторский замысел пользуется чужим словом в направлении его собственных устремлений. Внелитературные жанровые и речевые формы – особый тип авторской речи.
В художественной литературе невозможно «бесстильное» проникновение в целостность бытия. Стиль – это орудие художественного познания. Легко узнаваемое жизнеподобие становится в ряд эстетических ценностей. Центробежные силы в структуре романа Х.Калина потребовали своеобразных словесно-стилистических конструкций с «подсветкой». Умение видеть из многих признаков наихарактернейшее побуждает автора прибегать к образной разговорной речи, к речи жаргонной, когда техника письма открывает новые возможности. Писатель испытал воздействие стилевых исканий. Человек способен жить «в слове» сложной жизнью. Автор не пишет в собственном смысле, а «разыгрывает» речь, - точно так же, например, артист не живёт на сцене, а «разыгрывает» жизнь. Это и есть обострённая чуткость к образному восприятию мира.
В основе романа поэтика контрастов, затрагивающих важнейшие события душевной жизни героя. Основной композиционно-художественный приём – антитеза «бизнес-любовь», контраст и противопоставление двух смыслов, «насмешливая критика» действительности. Бизнес вторгается во внутренний мир человека, подчиняя себе его психику, порождая трагизм их взаимных переходов и столкновений – отталкивающего и прекрасного. Действие не развивается, а движется «толчками» - от лирической ситуации к чистогану, совмещая, казалось бы, несовместимое.
Высказать критическое суждение о романе – значит оценить в нём внутреннюю связность и особенности развития интриги, её сбалансированность, сюжетные ожидания и неожиданности, которые автор подстраивает нетерпеливому читателю. Что касается сюжета, то он должен быть необыкновенным или захватывающим. Всё это есть в книге «Затвори за собой поднебесье». Писатель убедил читателя, что рассказанные приключения действительно случились с реальными людьми и что он, романист, ограничивается простым изложением, пересказом событий, свидетелем которых он оказался. Между автором и читателем возникает молчаливое соглашение: автор делает вид, будто верит в то, о чём рассказывает, читатель же как бы забывает, что рассказ этот выдуман, притворяется, что имеет дело с подлинным документом, с чьей-то биографией, с реально пережитой кем-то истории. Хаим Калин хорошо рассказывает. Повествование у него разворачивается плавно, как бы само по себе, под напором неодолимого порыва, раз и навсегда увлекающего читателя. Роман не только увлекает, но и внушает доверие. Создаётся впечатление, будто автор знает больше того, что он сообщает. Романическая субстанция кажется читателю неисчерпаемой, способной к беспредельному развитию. Сила Хаима Калина состоит в том, что он создаёт нечто новое, создаёт свободно, без всякого образца. Писатель соблюдает линейность интриги, ровную траекторию эмоционального развития, внутренне связанного.
В романе «Затвори за собой поднебесье» поставлены проблемы, которые затрагивают современную жизнь. Это т.н. «открытые» проблемы, неразрешимые на данном этапе, но приобретающие тем самым ещё более тревожащее, животрепещущее, притягательное значение некой тайны. В книге Хаима Калина одна дверь остаётся открытой и люди могут через неё войти и отправиться сводить свои счёты с жизнью. Литература в отличие от логики никому не предлагает готовых решений. Писатель не может подарить людям прекрасное утро, но может поднять их пораньше, пробудить людей и проблемы. Автор затрагивает в самых глубинах души человека то, что подспудно толкает его к действию: ведь в тайниках души человека могут прятаться мысли, забегающие вперёд. Надо помочь людям жить сейчас, сегодня, на этой земле, сгибаясь под тяжестью зла, но не смиряясь с ним.
…Для ещё неискушенного читателя роман Хаима Калина трудное чтиво. То и дело встречаешься с сонмом удивительных определений: «Просочиться через миграционное сито США», «Падкий на подиумных девушек», «Толстосумы Лос-Анджелеса», «Оказаться на перроне страстей», «Исчерпавший себя сценарий ночи», «Застрявший между этажами самобичевания», «Мясорубка, именуемая «русским бизнесом», «Пролитый на души коктейль житейских перипетий и алкоголя», «Процесс засобирался обратно – в сторону интеграции материи», «Корявыми зигзагами руки заторопились к пассии, но в них пульсировал скорее синдром абстиненции (воздержание от употребления спиртных напитков, табака – Ред.) нежели плотское, не говоря даже о нежности чувств», «Раздумья о новой конфигурации людского ресурса», «С поволокой отсутствия глядел промеж приглашённых»…
Не бойтесь уродств в литературе, читатель. Быть некрасивым – это искусство, и не такое доступное, как может показаться. Это ироническое уродство. Ирония есть творческая разновидность застенчивости перед лицом наших чувств. Это способ освободиться от слишком тесного поверхностного контакта с изображаемой средой. Впрочем, не существует красивой глины. Глина – это грязь. Она грязна. Так и слова.
Приведённые выше выражения – это риторика. А ирония в ней от отчаяния. Это расширяет дорогу поэтической функции языка – сделать язык гибким, выявить скрытые в его структуре возможности. Такой язык лучше выполняет свою функцию, чем дальше отходит от своей функции просто средства общения. Язык здесь оборачивается к нам своим вторым ликом. Такой тотальный язык свойствен персонажам романа. Он образован пустотами других языков; это отнюдь не lingua adamica (первородный, безгрешный язык). Этот «новояз» призван помочь безошибочно очертить границы того, что с ним происходит. Это «время речевого акта» - неукоснительное протоколирование, стенографирование, становящееся лишь более изобильным в своём истоке. Это способы языкового выражения происходящих в романе событий и явлений. Вот, оказывается, в чём состоит, как говорят французы, arriere pensee – задняя мысль автора. Находить в этом изъяны – это всё равно, что жаловаться на уличное движение и выступать за запрещение автомобилей.
Фабульное развитие романа отвергает притягательную силу языкового уродства.
Главный герой романа – типичный представитель времён крушения СССР. В 1976г. он окончил переводческий факультет советского университета, затем получил степень – а потом перебрался на Запад. Работать стал по специальности. Сделал головокружительную карьеру. За десять лет из иммигранта, прибывшего из СССР с сотней долларов в кармане, (иммигрировавший в Израиль, а оттуда в США) превратился в мультимиллионера – легально, без наркотиков и оружия, - читаем в романе. Словом, бизнесмен с безупречной репутацией. Разбогател на торговле горючим. Способным владельцем сети бензоколонок на юге Калифорнии заинтересовался «Стандарт Ойл» - «важнейшая несущая конструкция мирового энергетического комплекса». Для неё этот «русский» оказался идеальной кандидатурой. Ему предлагают поработать по специальности. Им нужен человек, завязанный на американском бизнесе. Так Олег Левин был брошен в конкурентную борьбу капиталистических акул (Азербайджан намеревается проложить нефтепровод к удобному для международных и морских перевозок портов, вокруг чего завязалась конкуренция, схватка за обладание подрядом. Замешан и «русский бизнес» - настоящая мясорубка). И занесло «юного бизнесмена» на высоту.
На бизнесменовских путях-дорогах – в Стамбуле – он встретил Светлану, «женщину, которой у него никогда не было», «сокровенную женщину его жизни, злым роком заброшенную в Поднебесную, к обрыву света и своей судьбы». Его избранница из Абакана. Как известно, любовь – не картошка. Разделенные расстоянием, странами и занятиями, герой и героиня не совсем осознали, что этих безумно одиноких людей связывает всепоглощающая любовь. Между тем даже в самом конце их одиссеи: он – в Калифорнии, она – в Китае. В далеком Китае завершается жизнь и до поры неведомая «деятельность» Светланы. Но вот известие (перевод с китайского): Светлана осуждена по статье «Провоз наркотиков в крупном размере». Приговор: высшая мера наказания – расстрел» В конце известия читаем: «Приговор приведен в исполнение», число, дата, подпись.
«Спазм ужаса» охватил Олега, когда он просмотрел ходатайство российских властей о помиловании жительницы Абакана.
На душе героя, ветерана бизнеса, «непроглядная тундра-ночь». «Ушёл из жизни необыкновенный, скрестивший с моей судьбой человек. Во многом по моей вине». Затвори поднебесье, о Боже!

* * *